Священник против войны

Текст «Священник против войны» мы публикуем по случаю недавнего дня рождения иерея Александра Домбровского. Священника талантливого, тонкого и редкой внутренней честности. Многие его заметки и зарисовки действительно можно назвать жемчужинами. В них чувствуется глубокая рефлексия, внимание к человеку и ясное пастырское слово, которое не уводит от реальности, а помогает её проживать.

Мы поздравляем отца Александра и благодарим его за верность Евангелию и за тот свет, который он несёт, принимая на себя все сложности этого пути. Его позиция становится опорой для тех, кто сегодня переживает свой трудный моральный выбор. Мы надеемся когда-нибудь увидеть сборник его текстов, который, без сомнения, стал бы важным свидетельством времени. Многая лета и Божией помощи в служении.

В этой небольшой истории я хочу поделиться с вами рассказом о своих последних днях перед отъездом из России. Надеюсь, мой личный опыт окажется для кого-то важным, поучительным или просто интересным.

Священник Александр Домбровский

Тучи сгущались медленно. Я регулярно получал предупреждения из епархиального управления о недопустимости критики Путина, СВО и действий российских солдат на оккупированных территориях. Меня просили замолчать, угрожали и даже «ободряли» обещаниями скорой победы. Но всякий раз, когда я созванивался со своей семьёй в Украине, мне хотелось вновь и вновь делиться той болью простых людей, которую невозможно оправдать никакой политикой.

Подходил к концу 2022 год. За это время я успел заметить, как в храме образовался «актив» по сбору доносов на вчера ещё «любимого батюшку». На меня регулярно писали жалобы, приходили в церковь с диктофоном, задавали провокационные вопросы, копировали мои публикации и даже сообщения из личных переписок. Это тоже был опыт. Теперь я вполне могу представить, как ощущалась жизнь в нашей стране в далёких тридцатых годах.

Понятно, что так не могло длиться вечно. И в один зимний вечер для меня всё разделилось на «до» и «после». Пройдя гонения со стороны епархиалов и оказавшись в запрете на служение, на этот раз я был вызван в уголовный отдел для некоторых уточнений по моему делу. Я и сам знал, что епископ и благочинный плотно сотрудничают с людьми из органов. Иногда они даже без пояснений появлялись на наших собраниях, где обсуждалась моя антивоенная позиция.

Одно дело, когда силовики находятся у нас, и совсем другое — когда у них оказываешься ты. Обстановка в местном отделении полиции напоминала ещё времена Союза: та же мрачная покраска, та же не самая новая мебель. И хотя полицейские старались быть максимально вежливыми, мы все понимали, зачем здесь собрались. Расклад был простой: из Брянского отделения ФСБ была передана папка с моим делом, которую после проверки показаний нужно было вернуть обратно.

Я понимаю, что есть люди, для которых Уголовный кодекс является настольной книгой. Но совсем другое чувство — когда ты всю жизнь несёшь людям слово о добре, а в итоге оказываешься здесь. Я внимательно следил за судьбами священников, выступавших против СВО, и прекрасно знал, что схема почти всегда одна: отстранение от служения, лишение сана, суд и срок. И самое подлое в этом то, что РПЦ сознательно дистанцируется от своих пастырей, фактически обрекая их на унижение и одиночество.

Оформив формальную анкету, следователь пригласил меня сесть ближе к монитору, чтобы вместе посмотреть материалы обвинения. Было огромное количество жалоб от прихожан и посторонних. Цитаты из проповедей, где я говорил о греховности братоубийственной войны; фрагменты бесед о жертвах и разрушениях в украинских городах; призывы родителям не отправлять сыновей на фронт, а прятать их за границей; рассказы о насилии и мародёрстве со стороны российских военных.

Я заранее связывался с правозащитниками и думал об адвокате, но реальность оказалась гораздо мрачнее. Мы просматривали мои личные сообщения, в том числе голосовые, где я был откровенен как никогда. Слушая, как я называл Путина «фашистом», «преступником» и другими крепкими словами, мы едва не побелели. Было ясно: это не административка. На глаз — пятнадцать лет и выше.

Конечно, я задумывался о последствиях. Но меня подвёл мой природный оптимизм. Казалось, что это безумие не может продолжаться вечно. Однако время шло, а народ всё больше приспосабливался, подчёркивая свою лояльность. А я продолжал говорить — в храме, на улице, в такси, в соцсетях — о преступности происходящего. Чем шокировал всех. Но внутренний голос подсказывал: ты поступаешь правильно.

Проще быть наказанным за объективное зло. Страдание же за добро может разрушать. В моём случае это обернулось нервным истощением, частичной потерей слуха и двумя операциями. Тогда была зима, бессонные ночи, ожидание ареста, ощущение несправедливости и горькое разочарование в собственной пастве. Теперь я понимаю, зачем нужен был Симон Киринеянин. Если нести этот крест в одиночку, сердце может не выдержать. И даже спустя три года я не могу сказать, что оправился. Боль, страх и разочарование продолжают жить во мне.

Но ждать и пропадать тоже не хотелось. После протеста и отчаяния пришло желание: «выйти из среды нечестивых». Понимая, что меня водят за нос, я пошёл ва-банк. Сказал, что хочу продолжать служение, заплатил все взносы наперёд, купил свечи и утварь, надеясь притупить бдительность. В полиции сообщил, что почти «исправился». Мне нужно было выиграть время. Соседям сказал, что уезжаю на лечение, и втайне рванул за рубеж.

Уже на следующий день у меня были билеты в Турцию в обе стороны — чтобы не вызывать подозрений. В поезд из Брянска в Москву я садился с ощущением, что это может быть прощанием с прошлой жизнью. Самыми тревожными были последние часы в «Шереметьево». Никто не знал, выпустят ли меня.

И вот взлёт. Уходящий в небо турецкий «Аэробус» стал для меня чем-то вроде руки помощи, шансом ещё пожить и что-то сделать. Было одновременно радостно и страшно. Впереди — Средиземное море, Польша, служение украинским беженцам в Люблине, Рига и вновь Украина. Израненная, измученная, но родная.

Жизнь в новых реалиях оказалась непростой, но я понял главное: борьба за правду и совесть — не просто обязанность, а то, ради чего стоит жить. А сама жизнь, несмотря на всё, — величайший дар Божий, за который всегда стоит бороться.

Большое спасибо и низкий поклон всем, кто меня поддерживал и не дал сломаться. Пусть Господь воздаст каждому сторицей!

Иерей Александр Домбровский, бывший настоятель Свято-Никольского храма с. Мужиново Клетнянского района Брянской области.

Поддержать отца Александра пожертвованием с зарубежных карт, а также указать имена для поминовения: https://www.mir-vsem.info/donate

В криптовалюте (это анонимно и безопасно):

USDT (TRC20): THV47cSTiAcKwvt86fieWMXJtQhhY4MTNu

Bitcoin (BTC): 1FSqTy1ASQJfQRCtNr3vWWmUjPCYHEYHEX

Ethereum (ETH): 0x865538644BC68B0EDEDF0c590581AD1dAB12bd7f