О смысле слов «Мир всем»: что означает этот литургический призыв сегодня

Мы публикуем этот текст протоиерея Сергия Рыбакова — не просто как богословскую статью, а как свидетельство живого дыхания Литургии, которое не прекращается даже в изгнании. Отец Сергий лишился храма, но не лишился Церкви. Его слова — это его служение. Мы верим, что читатель ощутит в них ту цельность (шалом), которую каждый христианин призван хранить и передавать. Редакция "Мир Всем"

Есть слова, которые ставят всё на свои места – не приказом, но тихим дыханием. «Мир всем» – одна из тех формул Литургии, что с первого взгляда кажутся лишь церемонией, а на деле пробуждают саму её суть и указывают её финал.

Сегодня прочитал странный спор: кому этот «мир»? Кому протягивает ладонь священник – лишь тем, кто стоит плечом к плечу в стенах храма? Или и тем, кто ещё вне этих стен, кто ещё не знает, что нуждается в этом мире больше, чем в воздухе?

Ответ я вижу в самом дыхании Литургии, в её полётности, как называет это протоиерей Владислав Свешников в книге «Полет Литургии». Литургия – это не ритуал, зашитый в стены, но бесшовный белотканый хитон Христов. Или – камень, брошенный в воду: круги от него расходятся от Евангелия и Чаши на престоле и, не имея границ, удаляются, подобно звуковой волне где-то во Вселенной. От «Благословенно Царство» до финального «Мир всем» Литургия несёт нас по концентрическим кругам, где каждый возглас и каждая молитва – звено одной живой цепи.

От «Благословенно Царство» – к миру как реальности

Всё начинается с первого возгласа: «Благословенно Царство Отца и Сына и Святого Духа…» – с утверждения, что эта Евхаристия (наше благодарение) совершается не ради узкого круга собравшихся, но ради вхождения сюда, в горизонталь нашей жизни, вертикали Царства, в котором соединяется всё. С этого момента круги идут всё шире. Литургия стягивает воедино прихожан, приход, епархию, Церковь во всей её соборности и – весь космос.

Шмеман в «Евхаристии» пишет прямо:

«Литургия есть вхождение Церкви в мир и вхождение мира в Церковь. Это двустороннее движение, в котором совершается спасение» (гл. 2)

И потому Литургия не может быть замкнутой крепостью. Она дышит.

Нить Ариадны сквозь весь чин

Это дыхание выстраивается не хаотично. В ней есть своя нить Ариадны – возгласы и прошения, которые постепенно раскрывают, что значит этот мир.

«Миром Господу помолимся» – первое движение: не частное, но общинное.

«О мире всего мира» – возглас о том, чтобы всё творение вошло в полноту, о возвращении целого.

«О свышнем мире» – прошение о том шаломе, который не снижается до земного спокойствия, а нисходит свыше, как начало Царства.

Поминовение живых и усопших – наше собственное примирение, разрывающее границу смерти.

«Лобзание мира» – та точка, где звучит: «Христос посреди нас – и есть, и будет». Здесь впервые слышим, что этот мир – это не условность.

«Единым сердцем и едиными устами» – это не поэтика, это та форма, в которой мы становимся Тело Христово.

«Со страхом Божиим, верою и любовью приступите» – к Чаше приходят не поодиночке, а как те, кто уже соединён этим миром-шаломом.

И, наконец, финальный (перед исходом людей во внешний мир) – «Мир всем» и «Благословение Господне на вас. Того благодатию и человеколюбием, всегда, ныне и присно и во веки веков.»

Шалом – сердце возгласа

Чтобы не превратить «Мир всем» в красивую церемонию, важно помнить, что это слово живёт гораздо глубже. В древнееврейском шалом (שָּ לֹ ם) скрывается целый мир смыслов.

Корень шин-ламед-мэм даёт слова:

шалем – целый,

шлемут – цельность,

мушлям – завершённый,

леhашлим – завершать, дополнять, примирять.

В толковом словаре Эвен Шошан слово «шалом» определяется как «реальность». Не пожелание, а состояние: действительное, целое, совершенное. Шалом – не только «покой», но восполнение, закрытие долга, возвращение единства. Вот почему возглас «Мир всем» нельзя вырывать из цельного потока службы. Он звучит по-разному: иногда – как прошение о внешнем покое, иногда – как напоминание, что Христос – посреди нас, иногда – как отправление с этим миром за стены.

Шалом – это не искусственная улыбка и не просто «привет!». Это мир, который оставляет Христос: «Мир (шалом) Мой даю вам… не так, как мир даёт» (Ин. 14:27). Этот мир противостоит всяческому разделению, работает (если так можно выразиться) на цель, выраженную в молитве Христа на Тайной вечери – «пусть они будут едины как Мы», он собирает.

Цель людей, собравшихся в Церковь – не застыть в храме

Если бы Литургия кончалась на пороге конкретного храма, она бы умерла. Но, как писал Афанасьев:

«Где совершается Евхаристия – там вся Церковь» (Церковь Духа Святого).

Эта Церковь не стоит на месте. Она призвана нести «шалом» в мир, потому что иначе она в опасности стать частной корпорацией спасённых, а Литургия – лишь корпоративной вечеринкой (вечерей).

Литургия всегда ведёт нас к последнему кругу: «Мир всем» перед отпустом. Это точка, где мы слышим: «Вы не закрываете двери – вы сами становитесь этими открытыми дверями».

Отсюда и понятие «Литургии после Литургии», о чём Шмеман не уставал напоминать: если этот шалом не выйти и не раздать – значит, мы пережили у престола лишь церемонию, не претворив ее в реальность Царства.

Шалом – та реальность, которая делает нас целыми

Скажу и иначе: шалом определяет нас. Входя в храм, мы учимся цельности на маленьком пятачке прихода. Лобзание мира – наша первая тренировка «жить друг для друга». Причастие – воссоединение и живое восполнение всех долгов. А финальный «Мир всем» – дар и наказ: идите и живите этим шаломом. Не держите его под куполом, но дайте ему превратиться в реальную ткань отношений, труда, покаяния, милости.

Тут уместно будет вспомнить известную антропологическую традицию, восходящей к Марселю Моссу и понятию «дара» (Le Don) как социальной и ритуальной практики.

Прямой сюжет чаще всего пересказывают в изложении через историю французских или немецких этнографов, изучавших обычаи «круговорота дара» у племён тихоокеанского региона (кула у меланезийцев, потлач у североамериканских индейцев и др.). Конкретно про трубку чаще всего рассказывают об исследователях XIX века (иногда фигурирует Леви-Брюль или Боас – хотя у Боаса акцент скорее на масках и ритуальных объектах).

Суть такова: европейский культуролог или этнограф приезжает к племени, увлекается их предметами быта или ритуала, и получает от вождя в подарок трубку – предмет не утилитарный, а символический. Тот, польщённый, привозит трубку домой, ставит её на почётное место как музейный артефакт, как красивый сувенир.

Спустя годы или месяцы вождь или кто-то из племени приезжает в гости и видит трубку на полке. Он смущён или оскорблён: трубка не должна лежать. Она – часть круга дара. Она не может быть «музейной». Её нужно передать дальше – вернуть движение дара, чтобы не остановить живой оборот общины.

Смысл этого сюжета точно коррелирует с даром Причастия и самой Литургии именно в том, что дар, застывший как «собственность», умирает как дар. Мосс в «Очерк о даре» (1925) писал: «Дар требует встречного дара. Остановить дар – значит нарушить порядок вещей, убить социальную связь».

Опыт литургии и евхаристии – не коллекционная трубка, которую можно поставить во внутренней витрине и гордиться: «Вот, мол, у нас есть возглас «Мир всем» и мир нам и только нам». Литургия – живой дар, который нельзя задерживать и останавливать. Если «Мир всем» не передаётся дальше, он умирает, как трубка на полке. В этом отношении этот возглас для всех и всем! Такова же и логика шалом: его нельзя спрятать в золотую рамку – он требует движения, раздачи, обмена. Шалом живет, пока передается, а остановленный – он исчезает, как брошенный дар. Литургия, которая не идёт в мир, перестает быть Литургией («делом общим», «практикой для всех»).

Целостность, которую нельзя разрывать

Вот почему нельзя деконструировать Литургию, как нельзя кроить на лоскуты хитон Христов. От первого «Благословенно Царство» до последнего «Мир всем» проходит одна живая нить – неразрывная, как шалом, который она приносит.

«Велик мир (шалом) у любящих закон Твой, и нет им преткновения» (Пс. 118:165).

Пусть же и у нас не будет преткновения – ни в сердце, ни в слове, ни в литургическом делании. Чтобы полёт Литургии не стал мёртвым ритуалом, но дыханием того Царства, которое начинается здесь и не останавливается у дверей храма.

Итак, все здесь одна ткань – от первого «Благословенно Царство» до последнего «Мир всем». И вся эта ткань – есть шалом: полнота, цельность, совершение и примирение.

МИРА ВСЕМ!

Протоиерей Сергий Рыбаков, бывший настоятель университетского храма св. мц.Татианы в Самаре.

Поддержать отца Сергия и его семью (матушка и 6 детей) пожертвованием:

с российских карт: https://storage.googleapis.com/kldscp/zaodno.org/r?id=recuOyGWN9DQSbMrF

пожертвование через сайт «Мир Всем» (банковские карты, Apple Pay, Google Pay): https://www.mir-vsem.info/donate