«Мир Всем» нежелателен?

В сентябре Министерство юстиции России признало организацию «Мир Всем» нежелательной. Этот проект, созданный группой православных священников и мирян, помогает тем, кто выступил против войны и вынужден был покинуть страну.

Отец Валериан Дунин-Барковский — один из сооснователей «Мир Всем». В интервью он рассказывает, как возникла инициатива, почему государству оказывается нежелательна помощь священникам, и что делать каждому в эти сложные времена.

— Работа кипит по всем фронтам, — улыбается отец Валериан Дунин-Барковский.

Он — священник и один из основателей проекта «Мир Всем». Месяц назад Минюст РФ признал организацию нежелательной.

— Думаю, это промежуточный этап между системными санкциями против организаций и дальнейшими персональными санкциями, — говорит он. — Они, вероятно, тоже будут.

— Как появился проект «Мир Всем»?

— Попробую рассказать так, чтобы не повторять то, что уже написано.

Если честно, инициатором «Мира Всем» был один из священников который сейчас устроился во Франции. Именно он стал тем человеком, который сподвиг всех нас начать действовать. Он уехал из России из-за своей антивоенной позиции. Сначала выехал самостоятельно, потом, когда закончились деньги, вернулся. После угроз вынужден был уехать снова — уже с помощью гуманитарных организаций. В какой-то момент стало очевидно, что активистам, журналистам и правозащитникам помощь оказывается, а священникам — нет. Никто не занимался именно ими.

У меня в тот момент совпали два обстоятельства. Я продолжал работать в правозащитной организации в России и помогал оформлять гуманитарные визы, а параллельно стал священником. Ко мне обратилась девушка, которая помогала беженцам, и спросила:

— А священникам кто помогает?

Я ответил:

— Никто.

И тогда просто начал помогать сам — из собственных средств.

Позже мы встретились с Пашей Фахртдиновым, который независимо пришёл к тем же выводам. Когда появилось открытое письмо антивоенных священников начались преследования: посадили отца Иоанна Курмоярова, отец Иоанн Коваль был первым, кого лишили сана из-за нечтения молитвы «О Святой Руси». Было ясно, что это приобретает массовый характер. Параллельно отец Андрей Кордочкин уже занимался мониторингом и давно был в теме священнического сопротивления. Мы с Пашей очень быстро пришли к нему — так всё и началось.

Отец Валериан Дунин-Барковский и отец Андрей Кордочкин

— Были ли те, кто говорил, что вы «не туда влезли»?

— Нет. Скорее, было чувство вакуума, который мы быстро заполнили. Никакого негатива тогда не было, наоборот — поддержка. У меня было благословение владыки Иоанна (Реннето), нашего митрополита. Я пришёл к нему и предложил оплатить помощь из фонда архиепископии. Он ответил, что фонд целевой и сейчас все средства идут на поддержку Украины, и посоветовал создать свой. Фонд — дело дорогое, нужны миллионы. Мы сделали НКО. Первую поддержку получили от спонсоров архиепископии: разовые, но значительные пожертвования помогли нам начать работу и помочь первым священникам. Отклик был невероятный. За один-два месяца мы вышли на нынешние объёмы: примерно три тысячи евро напрямую и столько же — в копилку, которые потом распределяем. Это минимум, без которого не прожить.

— Вы упомянули, что в какой-то момент появился негатив. От кого он исходил в первую очередь?

— Помимо случайных комментариев и ботов — их, кстати, было немного — долгое время мы оставались почти незамеченными. Хотя занимались, как мне кажется, важным делом и получали хорошие сборы. У нас классический краудфандинг, без посредников и внешней поддержки. Негатив появился позже — примерно через год-полтора после начала работы. Тогда начали появляться публикации в кремлёвских изданиях, в том числе в медиа, близких к кругу Александра Щипкова.

— Сколько времени прошло между первыми негативными публикациями и решением о признании организации нежелательной?

— Примерно полгода. В январе появились первые нападки, весной депутат Лантратова направила запрос в прокуратуру, а в августе уже было принято решение, о котором официально объявили в сентябре.

— Что для вас значит выражение «нежелательная организация»?

— Были замечательные заголовки: «Мир Всем» нежелателен». Даже полностью провластные СМИ, вроде «Газеты.Ru», писали о нас именно так — организация, которая помогает антивоенным священникам, теперь признана нежелательной.

Название у нас действительно особое: с одной стороны, оно отражает суть проекта, с другой — это литургический возглас, его нельзя ни скрыть, ни заменить. Какой бы человек ни был, если он служит литургию, он говорит: «Мир всем».

Наше существование обнажает противоречие тех, кто пытается оправдать войну «христианскими» аргументами. Чтобы прийти к такому оправданию, нужно построить целую идеологическую конструкцию — а она крайне искусственная. Мы своим «Мир Всем» попали в болевую точку этой конструкции. И, конечно, она нежелательна, потому что показывает её порочность.

Что может быть «нежелательного» в том, что священники хотят мира? Что «нежелательного» в миротворчестве? В антихристианской системе, где война представляется добродетелью, — всё.

— Даже депутаты, кажется, затруднялись, как о вас говорить.

— Да. Когда Лантратова выступала в Госдуме, она всё равно вынуждена была сказать: «организация, которая помогает антивоенным священникам». По-другому просто не скажешь. Потом она стала говорить про «вербовку» и «иностранные влияния», но это уже было очевидной натяжкой. Кого вербовать? Людей, которые отстранены от службы, живут в нищете, прячутся и боятся открыть дверь? Это же абсурд. Поэтому реакции на её выступление были соответствующие: «позор», «стыдно смотреть». Было даже немного комично наблюдать за всем этим.

— Когда государство объявило, что ваше дело «нежелательно», какие мысли пришли в голову?

— Прежде всего — как защитить тех, кто нам помогал. Для самих священников риски не так велики, а вот для людей, которые участвовали в проекте или помогали финансово, они реальны.

Не буду вдаваться в подробности, чтобы никого не подставить, но первое, о чём думаешь, — как их обезопасить. Мы сделали для этого всё возможное. Это, пожалуй, самое болезненное во всей истории с признанием «нежелательности». Люди хотели продолжать работать, им было обидно, когда мы попросили их временно отойти. Но иначе нельзя — мы не можем рисковать их безопасностью.

— То есть удар пришёлся по тем, кто помогал?

— Да. Когда кого-то объявляют «нежелательным», удар идёт по самому чувствительному месту. Люди, которые поддерживали проект, оказываются под угрозой, и это действительно может затруднить работу.

У нас центр деятельности — в Германии и Франции, где сосредоточена активная миграция. Для нас это не катастрофа, но сложно морально. Грустно видеть, что мы вынуждены просить людей не помогать, хотя они этого хотят и делают это от чистого сердца.

Мы хотели показать, что в России есть те, кому не всё равно, кто помогает, кто готов быть солидарным. А теперь получается, будто таких людей нет, хотя они есть — просто оказались в опасном положении. Это, конечно, очень несправедливо и подло.

— Как вы думаете, зачем вообще вводится статус «нежелательной организации»?

— Первоначально это задумывалось как политический инструмент — ограничивать иностранное влияние. Но в итоге ударили именно по гуманитарной и правозащитной деятельности.

Это в какой-то степени ползучий «совок»: считалось, что любая независимая или благотворительная активность — нежелательна. Иностранное — нежелательно. Благотворительность — нежелательна. Формула простая: «Мы сами справимся». Хотя, очевидно, не справлялись и не справляются. Это реинкарнация совка.

— Что Вы вкладываете в это понятие «реинкарнация совка»?

— В тотальном контроле. Если не могут контролировать — значит, нежелательно. Это максимальная несвобода. Наш проект вне контроля Московского патриархата, он независим: миряне и священники помогают друг другу. И вот это для них невыносимо.

По закону они видят в таких организациях угрозу конституционному строю. Но какую угрозу может представлять группа мирян, поддерживающих пару десятков священников? Это абсурд. Полный. Но для них главное — что это не под колпаком. На это нельзя надавить, нельзя управлять. А потому — нежелательно.

— У вас есть предположение, кто стоял за решением?

— Есть. Мы предполагаем, что инициатива исходила из Переделкино, лично от патриарха Кирилла. Лантратова — не самостоятельная фигура. Она просто выполняет поручения.

Я знаю, как устроены подобные структуры, так как когда-то работал в общественных организациях в России. Власти используют такие промежуточные структуры — вроде «Справедливой России», общественных палат — чтобы продвигать решения, которые не хотят проводить через официальные каналы. Это своего рода технический инструмент: спустить непопулярную инициативу, сохранить дистанцию и легализовать личные желания «власть предержащих».

— Вы — священник, отец большой семьи. Как вы объясняете детям, особенно взрослым, что происходит?

— Думаю, они и так всё понимают. С момента, когда посадили Алексея Навального, они уже видели мою общественную деятельность и хорошо знали, чем занимается папа. Сначала я помогал активистам, журналистам, людям ЛГБТ, потом священникам. Для них это не стало неожиданностью.

Иногда им, конечно, обидно: у папы после основной работы начинается вторая — «Мир Всем». Я могу сидеть ночами с уставшими глазами. Но они относятся с пониманием.

— Страшно ли вам?

— Все почему-то спрашивают об этом, но, честно говоря, нет. Наверное, у меня это чувство просто притупилось. Страха за себя нет совсем. За других — да. Когда слышу, что кому-то грозит опасность, сразу пытаюсь помочь, что-то сделать. Это, пожалуй, единственный страх, который остался. Мне кажется, это свойство характера. Он когда-то просто отключился — и, может быть, именно поэтому я способен заниматься тем, что другим кажется рискованным.

— Что помогает сохранять спокойствие? На что вы опираетесь?

— Думаю, каждый человек по-разному строит свои отношения с Богом, но важно услышать, куда Он тебя зовёт. Иногда путь оказывается не тем, что написан в книгах, не тем, по которому кто-то уже прошёл. Он может быть трудным, но если ты хотя бы немного выполняешь заповеди — помогаешь гонимым, заключённым, нуждающимся, — это уже даёт надежду, что жизнь проживается не напрасно.

Я оказался на пересечении двух миров — православных священников и активистов, условно «навальнистов». Между ними тонкая граница, но именно в этом пересечении я вижу своё призвание. Возможно, становление священником было нужно мне именно для того, чтобы потом появился «Мир Всем».

Я не выдающийся священник — скорее обычный, даже, может быть, не очень хороший. Но то, что я делаю в рамках проекта, укрепляет моё священство и даёт силы служить дальше.

о. Валериан, Павел Фахртдинов, о. Андрей Кордочкин

— Вы живёте в Германии. Даёт ли жизнь здесь ощущение опоры и безопасности?

— Да. Мы уехали в 2018 году, когда семья уже находилась под угрозой из-за моей общественной работы. Пришлось оставить благополучную жизнь и хорошую должность. В России я руководил отделом из ста человек в крупной компании, а здесь — всего двумя сотрудниками. Это было падение на много уровней вниз, но я благодарен Германии.

Она стала для нас убежищем. Мы получили возможность жить спокойно, дать детям образование, чувствовать себя в безопасности.

У меня польские, еврейские и немецкие корни. Наверное, поэтому я чувствую себя восточноевропейцем и не чужим здесь. Германия недалеко от дома — не другая планета. Здесь я даже нашёл больше друзей и культурной жизни, чем ожидал. Наши соседи постоянно устраивают встречи, концерты, вечера, мы общаемся с разными людьми, иногда со знаменитыми.

— Верите ли вы, что всё это закончится при нашей жизни?

— Я не люблю давать ложные надежды. Честно говоря, вряд ли успеем при моей жизни. Мой прагматичный прогноз — лет 50–70. Значит, мне будет за 90. Может случиться чудо, но рассчитывать на это незачем. Я предпочитаю не тратить силы на иллюзии: профессиональная интуиция подсказывает — пока туда вкладывать ресурсы не стоит. Очень маловероятно, что всё изменится внезапно; это долгий процесс, речь, скорее всего, о многолетней перспективе.

— Знаете, в Ереване сложился замечательный круг единомышленников при храме, где служит о.Андрей Мизюк. И там однажды спросили: что должно случиться, чтобы вы вернулись в Россию? Были разные ответы — смерть главы государства, окончание войны. Один молодой человек сказал так: пока церковь не «соль земли», не совесть нации, пока она находится в тесных объятиях государства, возвращаться не имеет смысла.

— Это честная и жёсткая мысль.

— Как, по Вашему мнению, соотносятся смирение и внутреннее сопротивление злу?

— Я вернусь к тому, что я не богослов и могу только говорить с низоты своего невежества. Смирение и согласие со злом не тождественны. Можно быть смиренным и при этом не принимать зло, можно смиренно с ним бороться. Главное — не дать злу проникнуть в себя. Трагедия в том, что люди, борясь с врагом, сами заражаются тем же злом.

Россия в какой-то момент «заразилась» фашистскими риториками победы — это изменение духа общества. Смирение, на мой взгляд, — это постоянный самоконтроль: не считать себя непобедимым, следить за тем, чтобы ненависть и жестокость не поселились внутри.

Защищать родину с оружием — это отдельная тема; но священникам не место в боевых действиях. Священник должен действовать в тех сферах борьбы со злом, которые под силу его позиции, и принимать свою текущую роль со смирением. Всё это запутанно, но, думаю, распутываемо — главное не смешивать смирение с молчаливым согласием.

— Что бы вы хотели сказать читателям этого интервью?

— Обязательно найдите дело, которое будет держать вас на плаву и давать надежду. Помогать можно нам, можно другой организации, можно вовсе чем-то иным — но важно иметь «спасательный круг». Без этого трудно выжить и не сойти с ума.

Когда ко мне приходят на исповедь и спрашивают: «Что делать, батюшка? Как дальше жить, когда всё рушится?» — я всегда говорю: если совсем не знаете, с чего начать, помогайте «Миру Всем». Но это не обязательно. Можно помочь любой другой инициативе, которая делает доброе дело. Это всё равно исполнение заповеди Христовой: помогать голодным, заключённым, гонимым за веру — неважно кому именно, важно, что вы остаётесь людьми. Это и есть исполнение заповеди Христовой.

Для многих Церковь долгое время была спасением. Но когда церковь как институт подводит, верить приходится не в организацию, а в то, что Господь всегда даёт человеку способ не утонуть — и нередко этим способом становятся другие люди. Помогая ближним, мы становимся Его руками, через которые совершается добро.

Помогайте друг другу — и так спасёмся. Аминь.

— Аминь.

Поддержать «Мир Всем» и антивоенных исповедников пожертвованием с зарубежных карт, а также указать имена для поминовения: https://www.mir-vsem.info/donate

В криптовалюте (это анонимно и безопасно):

USDT (TRC20): TRzrvnVUZsDzWkC8U6SGTMBoizMhnidJCV

Bitcoin (BTC): 1FSqTy1ASQJfQRCtNr3vWWmUjPCYHEYHEX

Ethereum (ETH): 0x865538644BC68B0EDEDF0c590581AD1dAB12bd7f