top of page

Лучше ли пять понятных слов, нежели тьма на незнакомом языке (см. 1 Кор. 14:19)?

Updated: Nov 4

Друзья, сегодня я бы хотел предложить вам подумать о болезненном для некоторых вопросе богослужебного языка. В настоящее время есть более-менее три группы решений данной проблемы. Одни утверждают, что переводить ничего категорически нельзя, нужно служить исключительно на «священных» языках. Другие уже полностью перешли на современный язык богослужения целиком и полностью и считают первых ретроградами. Третьи пытаются найти какой-то компромисс в основном предлагая в современном переводе лишь чтения, а пения совершая по-прежнему. 



фото с сайта svoboda.org


С точки зрения присутствующего за богослужением человека я не могу примкнуть ни к одной из этих групп. Мне просто все равно. После многочасовых служб на совершенно не знакомом языке в непривычном стиле приучаешься быть не то, что совершенно безразличным к звучащему, но в принципе готовым, если что просто молиться. Если же начать рассматривать это вопрос по-пастырски, то этот вопрос мне кажется уже сложнее. Для простоты я буду говорить о русском переводе и церковнославянском «оригинале», но, мне кажется, эта логика применима и к другим языкам.


Какие-то тексты безусловно, уже сегодня могут быть прочитаны, и порой читаются, в храме на современном русском языке в его «высоком штиле», как выражался Михаил Ломоносов. Это и чтения из Писаний Нового Завета, и читаемые же в храме псалмы, а также отрывки из других книг Ветхого Завета, и даже молитвы. Тут можно спорить о предпочтениях, некоторым людям может быть нелегко переключиться на чтение молитв по-русски, просто в силу привычки, тексты на церковно-славянском уже вошли в плоть и кровь многих.


Но главную проблему я вижу в переводе на русский язык текстов, которые как правило поются за богослужением. Их тоже можно разделить на две условные категории. Те которые поются часто или весьма знамениты и потому имеют за собой целый пласт музыкальных сочинений, в которых не так уж и легко заменить текст. И те, которые не столь употребительны, но при этом поются на один из восьми гласов, или подобен, или самоподобен и т.д.


Вряд ли имеет смысл полностью отказываться от церковнославянских «Херувимской» или «Достойно есть», ведь с ними придется выбросить и прекрасные музыкальные сочинения, которые соответствуют текстам. Но и чтобы сделать все же новый перевод необходимо наличие двух, а лучше даже одного, но многопрофильного гения, который сможет не потеряв ни смысла, ни красоты так перевести эти тексты, и так положить их на музыку, чтобы эти сочинения могли быть столь же вдохновляющими и возвышающими душу, как их церковнославянские братья.


Подход ко второй категории текстов требует не меньшего, если не большего творческого гения. Ведь нужно создать и музыку, и поэтический стиль и для 8 тропарных гласов, и для 8 гласов стихирных, и для такого же количество гласов ирмосных, не говоря уже о множестве подобнов и самоподобнов, которые тоже составляют особую красоту богослужений. Все они могут иметь как сложные вариации для больших кафедральных хоров, так и простые, для обиходного пения.


Конечно, подобное видение даже мне самому видится идеалистическим, а такая программа в полноте практически не реализуемой. Однако, и церковно-славянский перевод и музыкальное к нему приложение появились не сразу, не в одно мгновение, а потому, мне кажется, что несмотря на вероятность задачи к ней следует приступить. На фоне рушащегося мира это может показаться какой-то пустой тратой времени, но вместе с тем, я полагаю, что такая работа может оказаться спасительной как в моменте, так и впоследствии. Немало великих творений появились на фоне катастрофы, это не означает, что нам нужны катастрофы, чтобы творить, но даже катастрофическое не должны быть препятствием для прекрасного.


Иеромонах Афанасий (Букин)


bottom of page