Готова ли Церковь в России встать на путь перемен?
Оригинал статьи опубликован на сайте publicorthodoxy.org
«Дабы не было разделения в теле, а все члены одинаково заботились друг о друге. Посему, страдает ли один член — страдают с ним все члены; славится ли один член — с ним радуются все члены» (1 Кор. 12:25-26).
Ответственность Московского патриархата за продолжающуюся Российско-Украинскую войну является очевидной. Настолько же очевидным является кризис, в котором он окажется после окончания войны и падения путинского режима. Сливаясь с этим режимом, Московский патриархат неизбежно разделит с ним последствия его крушения.
В то же время, очевидно и другое. В той или другой конфигурации Россия останется, как и останется в ней сообщество верующих людей. Это сообщество, будучи разделённым, как и само российское общество, во многом останется резервацией, в которой путинские доктрины будут сохраняться и консервироваться.
Какова будет роль Церкви в новом обществе? Есть ли у нее другой выход, кроме как стать изолированным лепрозорием, который целиком себя дискредитировал, и потерял всякое моральное право на присутствие и участие в общественной жизни?
Мне кажется, что это не единственно возможный вариант. Однако, если Церковь вернется к тому, что она есть по своей природе, зайти назад можно будет только через те двери, через которые она вышла.
Первой задачей Церкви является восстановление памяти о том, что она есть на самом деле.
Память, вина, и будущая ответственность Церкви
Вместо сохранения памяти о своём прошлом, сегодня институциональная Церковь выбрала путь участия в строительстве новой гражданской религии. Отвечая на постсоветский кризис идентичности, эта религия поставила перед собой цель сакрализации советского антихристианского периода Российской истории. Этот период представляется не просто как совместимый с христианством, но как синтез коммунизма и православия. Их слияние в культе войны и победы и становится кульминацией этой религии.
К примеру, выступая недавно на конференции «Священная война. Преображение России» митрополит Ставропольский Кирилл, председатель Синодального отдела по взаимодействию с вооружёнными силами и правоохранительными органами, сказал, что согласно переписи населения 1937 года большая часть советских граждан исповедовали себя православными христианами. Он привел тому немало примеров, рассказывая о том, как в разгар хрущевских гонений маршал Жуков приезжал с дочерью в Троице-Сергиеву Лавру, как маршал Чуйков во время Сталинградского сражения носил в партбилете молитву, а Генеральный штаб возглавлял Александр Василевский — бывший семинарист и сын священника. Зоя Космодемьянская, легендарная героиня партизанского движения, была внучкой священника, а генерал Карбышев помогал спасти Троице-Сергиеву Лавру от закрытия в 1930-е годы.
Нарратив советского православия строится на мифах. Сказка о Сталине и Матроне циркулирует давно, равно как истории о крестных ходах с Тихвинской иконой вокруг блокадного Ленинграда по благословению митрополита Гор Ливанских Илии, облёт Москвы с Казанской иконой Пресвятой Богородицы в декабре 1941 года, явления Пресвятой Богородицы в Сталинграде 11 ноября 1942 года и 12 июля на Курской дуге пред сражением на Прохоровском поле, и так далее. Именно нарратив о том, что Россия находится в состоянии непрерывной битвы со злом, является идеологическим основанием нынешней войны. Вера Церкви и государства в то, что они являются потомками победителем, является для них идеологическим топливом.
Ясно, что этот триумфальный нарратив народной гордости едва ли предусматривает место для народного стыда. Ликвидация «Мемориала» была необходимым условием для начала войны и неизбежной новой волны репрессий. Пропутинские активисты по -тихому снимают во многих городах таблички «последних адресов», которые устанавливались в память о репрессированных советских гражданах. Дан старт неофициальной кампании демонтажа памятников жертвам политических репрессий. Судьба Юрия Дмитриева, хранителя Сандармоха, известна всем. Официально Патриархат не участвует в этом процессе, но оценка церковными деятелями сталинского режима как катехона, который удержал мир от торжества зла, безусловно вносит свой вклад в официальную повестку.
Если же российское государство священно по своей сути, то Церковь должны быть ему послушна в любых обстоятельствах. Так,Александр Щипков, Первый заместитель председателя Синодального отдела по взаимоотношениям Церкви с обществом и СМИ, говорит о необходимости канонизации патриарха Сергия (Страгородского), автора знаменитой Декларации, подписанной им в 1927 году. Ясно, что речь идет о канонизации не самого человека, а самого принципа безусловной лояльности Церкви антихристианскому государству.
Домашняя работа осталась несделанной. К примеру, согласно Джейн Эллис, двумя людьми, которые свидетельствовали в советском суде против о. Глеба Якунина, отправленного за решетку в 1980 году, были Алексей Осипов, профессор МДА, и о. Иосиф (Пустоутов), сотрудник ОВЦС[i]. Сегодня Осипов остается важным и респектабельным профессором Академии, а о. Иосиф долгое время совершает служение на приходах Московского патриархата в Германии.
Парадокс в том, что в этой идеологии борьбы с нацизмом и неонацизмом едва ли есть место для настоящих православных антифашистов. Так, имя Александра Шмореля, члена «Белой Розы», казнённого в 1943 году и канонизированного РПЦЗ в 2012, в России практически неизвестно. Этому есть простое объяснение. Его образ разбивает в труху классическое патриотическое представление о том, что во время войны, когда гибнут «наши мальчики», любое сопротивление ей есть предательство, а всякий, кто сопротивляется — Иуда. Шморель раскачивает лодку, льет воду на мельницу врага, бросает вызов народному единству, дискредитирует армию, он — национал-предатель. Имя матери Марии (Скобцовой), замученной в Равенсбрюке, так и не было включено в святцы Московского патриархата.
Мне рассказали историю о епископе в Беларуси. Когда он был возведен на кафедру в 2021 году, в соборе было несколько икон новомучеников. В 2022 году он приказал вынести некоторые иконы, а их печатный тираж сжечь. Очевидно, что видимый образ тоталитарного государства, преследующего верующих, является слишком откровенной отсылкой к сегодняшнему дню.
Едва ли удивительно, что сегодня Московский патриархат не заступился за современных политических заключенных, многие из которых являются православными людьми и движимы своей верой, как Владимир Кара-Мурза, которого недавно обменяли на кремлевского убийцу. Для своих антивоенных клириков Московский патриархат сам превратился в репрессивный орган.
Подобный подход едва ли сочетается с памятью о новомучениках, как об одном из самых важных свидетельств в истории Церкви. Однако хранить память о них недостаточно. Институциональная церковь должна принять ответственность не только за свою историю в советское время, но и в предыдущий период, а именно за кризис российского общества, который привёл его к революции. Мы должны осознать, что мы являемся не только жертвами, и принять на себя ответственность. По свидетельству из 1920-х годов, когда патриарх Тихон, пытаясь объяснить свои компромиссные действия в отношении властей, сказал, что не может спокойно жить, зная, как томятся в узах его собратья-архиереи, то услышал в ответ от митрополита Кирилла (Смирнова): «Не думайте о нас, Ваше Святейшество. Мы только и годны на то, чтобы сидеть в тюрьмах». Эти слова были сказаны человеком, который был готов принять на себя ответственность за воспитание Церковью верующих, которые превратились в гонителей.
Таким образом, после войны Церковь столкнется с необходимостью решать вопросы о вине и ответственности и до революции, в советское время, и сейчас. Нам необходимо понять, почему то, что многие из нас называли «церковным возрождением», обернулось нравственной катастрофой.
Домашнее задание придётся выполнить. Учения о «священной войне», «Русском мире», России как катехоне (2 Фес. 2.7)на протяжении своей истории появились задолго до февраля 2024 года. Сегодня эти учения провозглашаются патриархом и z-проповедниками громче, чем когда-либо. Доктрина «Русского мира», задуманная в конце 1990-х годов как альтернатива «идентичности стыда» в ответ на фрустрацию после распада СССР, была взята в работу Кремлём, чтобы оправдать потребность в расширении границ. Будучи сакрализованной Московским патриархатом, она является фундаментальной для того, чтобы представить нападение на Украину как защиту. Вслед за патриархом Кириллом, который заявил, что погибшие на поле боя получают прощение грехов, российские епископы заявляют, что их смерть приравнивается к мученической. Исключение не делается даже для освобождённых преступников, которые массово мобилизовываются, включая деторастлителей и людоедов. Это учения являются важнейшим богословским вызовом, куда более, чем древние ереси, но православный мир в своём большинстве пребывает в молчании. Эти доктрины требуют тщательной деконструкции и осуждения всей полнотой Церкви.
Мы уже знаем, каким будет ответ институциональной Церкви на обвинения. Мы услышим приблизительно вот что: «Мы были под колоссальным давлением государства. Нам нужно было сохранить богослужебную жизнь в тех обстоятельствах, которые были. Никто из тех, кто в безопасности отсиживался на западе, не имеет права нас судить».
Ясно, что Патриархат, как и само общество, подлежит денацификации и люстрации. Но будет ли он способен на какой-то позитивный вклад?
Россия и послевоенная Германия
Я считаю, что опыт церквей в послевоенной Германии может быть актуальным для Московского патриархата. Тем не менее, между двумя ситуациями есть разница, и не в пользу России. Давайте присмотримся к сходствам и отличиям.
Сходства очевидны прежде всего в идеологиях тогдашней Германии и современной России. Немецкий Sonderweg (особый путь) уже сравнивали с «Русской идеей» [ii], которая трансформировалась в «Русский мир», и в конечном итоге в веру в мессианское призвание немецкого/российского народа. Пафос национального величия и превосходства, оппозиция либеральной демократии, милитаризация общества, идеология осаждённой крепости, культ героической смерти могут быт названы общими характеристиками , равно как и вера в духовную природу «богоданной» власти. В то время как Иван Ильин, русский философ в изгнании, наиболее цитируемый Путиным, восхвалял немецкий и итальянский фашизм, Александр Дугин, один из нынешних идеологов войны, сейчас импортирует политические идеи и концепции из Германии 1930-х годов в современную Россию.
Во-первых, на момент прихода к власти нацистов немецкое общество было христианским, в отличие от российского постсоветского довоенного общества.
Во-вторых, после войны Германия оказалась под внешней оккупацией. В случае России это маловероятно, хотя и возможно в случае глобального ядерного конфликта.
В-третьих, в Германии как Евангелическая, так и Католическая церковь шли на определенные компромиссы в государстве, которое было само по себе способно генерировать свою идеологию. Разделение проходило между христианскими группами, которые считали, что церковные институты и структуры должны сохраняться, и теми, кто не считал это необходимым. В этом смысле их положение было похожим в большей степени на Церковь в СССР, чем на сегодняшний день. Можно увидеть параллель между послереволюционными годами в России и католической Церковью в Германии, которая прошла путь от конфронтации с национал-социалистическим движением до компромисса после прихода нацистов к власти в 1930-ые годы. Можно увидеть смысловое сходство между конкордатом Ватикана и Берлина, подписанным 20 июля 1933 года, и Декларацией, подписанной митрополитом Сергием 29 июля 1927 года. Впрочем, и тогда положение дел в СССР было гораздо хуже, чем в Германии. Конкордат признавал за Церковью права. В Декларации ни о каких правах речь не шла. Так или иначе, Церковь не была в центре производства ни нацисткой, ни коммунистической идеологии. Сегодня дела обстоят значительно хуже. Московский патриархат не просто стоит на службе у государства, но и сам вносит вклад в производство воинствующей идеологии с искренностью, которую никак не заподозрить в двоемыслии.
В-четвертых, в современной России трудно говорить о систематическом антипутинском христианском движении. Германия была в лучшем положении. На территории самой Германии действовало христианское сопротивление, главным образом среди духовенства. За пределами Германии христианское сопротивление было в эмиграции — в Скандинавии, Швейцарии, Латинской Америке, США, и даже в СССР, где в 1943 году был сформирован комитет «Свободная Германия». И католики, и протестанты могли обращаться через него к соотечественникам при помощи радио и листовок. Одной из главных тем был национальный лидер, который был готов пожертвовать любым количеством граждан ради сохранения диктатуры, и его напускное благочестие. 17 декабря 1943 года Евангелические и Католические лидеры комитета обратились к германскому народу с призывом к покаянию. Важной частью их послания была ответственность церквей за национальную катастрофу. Руководство Немецкой Евангелической Церкви было объявлено несостоятельным. Комитет призывал Церковь быть собой, ставя на первое место послушание Богу, а не государству.
После войны именно установка Исповедующей церкви способствовала перестройке немецкой Церкви и её реинтеграции в мировое христианское сообщество. Это должно стать направлением и для русской Церкви, но на другом уровне, совсем не на том, что мы называем «экуменизмом» сегодня. В той мере, в которой Церковь отождествляет себя с всемирным христианским сообществом, власть не может превратить её в инструмент.
Принятие нравственной ответственности в Германии было долгим процессом, который продолжался до современной нам эпохи. Многие немцы старшего поколения продолжали верить, что война была неизбежна, чтобы избежать нападения с востока или с запада. Российская исследовательница Людмила Бровко отмечает, что и до, и во время, и после войны, ахиллесовой пятой немецких христиан был патриотизм. Они видели в своей верности государству основную гражданскую и религиозную добродетель. Разве можно в этом ошибиться? По её мнению, это и был тот вопрос, который не только препятствовал ими принятию лжеучений во время войны, но и после её окончания мешал принять свою вину и ответственность[iii]. Пересмотр патриотизма как основной религиозной и гражданской добродетели станет одной из самых важных задач.
Таким образом, мы видим, что Московский Патриархат, обескровленный советским государством, не в состоянии произвести ядро, аналогичное «Исповедующей церкви» или «Исповедующему фронту» в Германии. Тем не менее, задача остается той же. В Германии голос меньшинства после войны стал мейнстримом. То же должно случиться и в России.
Штуттгартская декларация 1945 года гласила:
Я задаю сам себе вопрос. Барменская декларация была подписана задолго до этого, еще в 1934 году, и утверждала, среди прочего, что вера Церкви страдает от того, что ей «постоянно и систематически препятствуют и её сковывают чуждые принципы, навязанные как лидерами и представителями „немецких христиан“, так и церковным руководством. Когда эти принципы признаются верными, церковь перестает быть церковью». Может ли быть так, что эта декларация сделала Штуттгартскую декларацию возможной, и дала право морально скомпрометировавшей себя Церкви говорить после окончания войны?
Если это так, то можем ли мы сказать, что письмо, призывающее к немедленному прекращения огня, которое вышло 1 марта 2022 года, и было подписано почти 300 священниками, оставляет для русской Церкви открытой дверь, чтобы говорить в будущем?
В Русской Церкви, как и в обществе, есть здоровый сегмент, которому придется принять на себя ответственность за её судьбу. Конечно, когда мы говорим о Русской Церкви, мы говорим не только о клире. Некоторые лидеры оппозиции, как мы уже сказали, открыто исповедуют себя православными христианами.
Но одного открытого письма недостаточно. Потому наш фонд Мир Всем так важен.
Мир Всем: маяк надежды среди преследования
Фонд Мир Всем появился тогда, когда стало понятно, что преследование антивоенных священников в России становится систематическим. На этот момент, около десяти священников были отстранены от служения за отказ читать молитву о победе «Святой Руси» и за публичной несогласие с так называемой «священной войной». Основателями были о. Валериан Дунин-Барковский, журналистка Светлана Неплих-Томас, музыкант Павел Фахртдинов и я. Нужно было что-то делать, причём срочно.
Сегодня Мир Всем помогает или координирует помощь около 30 священникам, большая часть которых подвернулись преследованиям после отказа читать печально известную молитву о «Святой Руси». Яркий пример — о. Иоанн Коваль, который был извержен из сана за то, что слово «победа» в этой молитве изменил на слово «мир». Некоторые из священников, которых поддерживает фонд, покинули Россию, некоторые остались. Многие из них сохраняют анонимность, чтобы не ставить под дополнительный удар себя и свои семьи.
В 2023 году Public Orthodoxy напечатал мою статью «Мученичество без чудес», где речь шла о том, как церковное сообщество может разделиться в вопросе о том, есть ли гонения на христиан или их нет. Для нас преследование клириков, движимых своей верой, является очевидным, и им нужна помощь.
Изначальной целью фонда было оказание помощи священникам и их семьям. Но Мир Всем никогда не был только про деньги. Мы пытаемся дать этим смелым священникам чувство солидарности — особенно тем, кто в глубинке и отрезан от единодушных собратьев. Мы также даем им платформу, с которой их могут услышать. Через наш Телеграм-канал и видеозаписи проповедей, которые публикует НО Медиа — официальный канал Нобелевского лауреата Новой Газеты — эти священники обращаются к тысячам людей, озвучивая тех, кто принуждён к молчанию.
Когда был опубликован Наказ Всемирного Русского Народного Собора, трое священников, связанных с Мир Всем, высказались о нём, подвергнув его суровой критике.
Наш фонд придал огласке механизмы политических репрессий внутри Русской Православной Церкви. Когда один из наших подопечных священников был вызван на заседание епархиальной дисциплинарной комиссии вследствие отказа читать упомянутую молитву, мы опубликовали стенограмму заседания, которая показывает, как церковное право используется в качестве инструмента политического преследования.
Таким образом, мы показали всему миру, что Русская Православная Церковь — это не монолит, тотально поддерживающий путинизм и войну. Такие священники, как о. Вадим Перминов, стали героями нашего времени: фильм Запрещенные просмотрели сотни тысяч зрителей. История о русских священниках, противостоящих войне, стала известна всем. Едва ли есть русскоязычное оппозиционное медиа, которое не рассказало бы о их судьбе.
Эта поддержка является крайне важной для антивоенных русских людей, особенно для православных христиан, многие из которых перестали ходить в храму или участвовать в богослужениях. Письма и комментарии под нашими видео говорят о том, что для многих из них Мир Всем стал единственной нитью, которая связывает их с Церковью.
Вызовы, которые стоят перед нами, тоже серьезны. Юридическая регистрация Мир Всем в Германии — это долгий процесс, который еще не завершён. Нам приходится использовать платформы наподобие GoFundMe для сбора средств. Прямые переводы средств из Европы и США в Россию невозможны. Главное — наша помощь остаётся тактической, а не стратегической. Мы хотели бы оказывать долгосрочную помощь, вне зависимости от того, остаются ли наши подопечные в России или вынуждены уехать. Мы хотели бы помочь им добиться финансовой самостоятельности, особенно на время приобретения новой специальности.
Для священников, изверженных из сана, есть теоретическая возможность апелляции во Вселенском Патриархате, а затем принятия другой православной юрисдикцией, но пока был лишь один такой случай, и перспектива остаётся неясной. Жизненно важно, чтобы полнота Православной Церкви могла создать дорожную карту для священников, которые гонимы лишь за отказ поддерживать националистические и милитаристические учения.
История послевоенной Германии показывает нам, что голос гонимого меньшинства может служить путеводной звездой для народа и Церкви, которые находятся в поисках искупления после падения диктатуры. Как Исповедующая церковь сыграла ключевую роль в противостоянии нацистской идеологии, и затем способствовала нравственному перерождению Германии, так и голоса гонимых русских священников могут стать основой для обновления и исцеления русской православной Церкви.
В этом смысле, православный мир нуждается в Мир Всем так же, как и сам фонд нуждается в помощи. Борьба этих священников становится зеркалом для вселенского Православия, перед которым можно задуматься о собственных нравственных обязательствах, своей роли в утверждении истины, и своей готовности противостоять искажениям веры земными властями.
Мировое православное сообщество призвано к тому, чтобы
1. Признать существующие угрозы православному вероучению, включая опасность слияния национализма с христианским богословием.
2. Проявить солидарность в помощи тем, кто гоним, предлагая материальную, моральную и духовную помощь тем, кто противостоит искажениям веры.
3. Помочь Русской Православной Церкви найти новый язык, для того, чтобы строить заново после войны, честно обращаясь к своим верующим, к русскому народу и ко всему миру.
В конечном счете, Мир Всем — это уникальный шанс (хоть и не гарантия), образа будущего Русской Православной Церкви. В этом будущем будет непросто сориентироваться, но образе, который мы формируем сейчас, есть надежда на что-то большее в будущем, чем сокрушение о пособничестве в прошлом. Это возможность строить церковную жизнь на основе истинного христианского свидетельства, смелости и правды.
[i] Ellis, J. The Russian Orthodox Church : A Contemporary History. Indiana University Press, 1986. P. 439.
[ii] E.g. Идеология «особого пути» в России и Германии: истоки, содержание, последствия. Под ред. Э.А. Паина. Москва, 2010. Также: Хайкин, Б.Л. «Особые пути» России и Германии в ХХ веке: «Преодоление прошлого» в культуре памяти. Новое прошлое/The New Past, no. 3, 2019. Pp. 26-43. Дубина В. «Особый путь» теории Sonderweg в интерпретации национальной истории. Цит. по: Особый путь: от идеологии к методу. Москва, 2018. Рр. 459-477.
[iii] Бровко Л.Н. Церковь и Третий рейх. СПб, 2013. Pp. 272, 424.